Елисеевы корни

Тут лицо Никсы исказилось такой злобой и ненавистью, она будто превратилась в жуткое чудовище с леденющими глазами:

- Как вы их упустили? – разнёсся её визг и казалось отразился от воды, деревьев и самой травы, - вы твари! Велено было отродье это удержать!

- Ого! – выдохнул голос Ивана, - раздухарилася.

- Ты не зевай, - распорядился Прохор, - хватай того сродственника бестолкового и ходу отседа.

Две другие русалки, обменявшись недобрым взглядом, подплыли ближе к Никсе.

- Почто злобу выплёскиваешь? – чуть ли не ласково, но с львиной долей угрозы в голосе спросила Ундина.

- Всего то надобно было силу, он здесь уже был, - гневно ответила Никса.

- Так он и сейчас здесь, - усмехнулась Мава, - до того тебя не любил, а ноне и подавно не взлюбит.

- А вот тут ты права, мнемозина, - раздался сверху голос Любояра. Я посмотрела вверх, он вдруг вытянулся, как будто во весь рост и произнёс, прямо как Василиса, когда заклинания говорит, - силою за мною стоящей лишаю тебя юдоли земной и неземной. Растворись.

- Ну, так-то оно лучше будет, - ворчливо проговорил Прохор. В этот момент Иван, подбежал к ошалевшему Даниилу и дёрнул его за руку, тот чуть не повалился, но вовремя был подхвачен и перекинут на плечо.

Над прудом снова раздался пронзительный визг Никсы:

- Не-ет! – лицо её стало просто бешеным. Она дёрнулась к Любояру, но он вытянув вперед руку, раскрытой ладонью, только чуть покачал отрицательно головой. Она снова выплюнула. – Нет! Нельзя! Ты не можешь!

- Я. Могу. – Твёрдо, но с какой-то долей печали, произнёс он.

Её затрясло мелкой дрожью. Вот просто ощутимо и вполне видимо прокатывало по её полупрозрачному телу. Глаза же были наполнены ненавистью и не отрывались от Любояра. Он проговорил всё с той же еле уловимой грустью и одновременно облегчением:

- Освобождаю тебя Мирна, - улыбнулся лукаво и взмахнув рукой, начал удаляться. Теперь уже насовсем.

Никса исторгла истошный крик, но уже не такой силы, а будто захлёбывающийся и начала истончаться, затем склонившись, что-то простонала неразборчивое и произошла вспышка, обдавшая таким холодом, что я содрогнулась сидя на стуле в своей собственной кухне и это летом при градусах так двадцати пяти за окном.

Рядом с двумя русалками встала Василиса. Ундина повернулась к ней:

- В небытие канула.

- Считаешь то не надобно было? – приподняла бровь моя подруга.

- По злу – ответ, - чуть пожала та полупрозрачным плечиком. – Посему не должно брать из прошлого.

- А почто помощь оказывали? – склонила голову к плечу Василиса. Рядом зло фыркнула Мава.

- Она почитай уж какое столетие всё талдычила, что Любояр тот и ея до беспамятства любил. Однако ж обман дерзкий на деле свершился, а сие не прощается. То тебе ведомо, Василиса.

- Так то так. Да и наказание не вами наложено, - лукаво улыбнулась она.

- То не подстава, - запротестовала тут же Ундина, - сего не знаемо нами было. Любояр тот не открывался ранее нам, уж больно далече во временах запрятан был.

- Так то что не любый он ей был, то должны были почуять, - не сходила улыбка с лица Василисы.

- Ой ну, Василиса, - поморщилась Мава, - доколе уж сама… хуже горького стала Никса эта, особливо как Катерина та, Андрея свела от неё. Она уж злобой вся извелася, а тут и прозналося про рода продолжение и по новой. Сама посуди доколе ж можно из века в век, одно и тож талдычить. А нам ея стенания беспросветные выслушивать и дале предлагаешь?

- Да ну что ты, - отмахнулась широким жестом Василиса, - понятно мне это.

- Ну, а коли ясно то, исчезаем мы, - проговорила Ундина.

- Пора и до дому, - подхватила Мава, - долгонько мы на Болотной нашей отсутствовали.

Обе грациозно нырнули в пруд и только слабый след на воде, указывал их направление. Вот интересно, это ж пруд. Куда они собираются выплыть? Надо потом у Василисы спросить.

Увлечённые этим действом и разговором, мы и не заметили другой борьбы, происходившей чуть в отдалении. Правда разобраться кто, где и собственно кто кого, не было никакой возможности ввиду чрезвычайного сплетения тел. По траве катался немалых размеров клубок. Из недр его раздавались глухие удары, резкие выдохи и отдельные слова.

- Ух, я тя…

- Токма…

- Бей ея…

Около этого клубка стоял Прохор с вытаращенными глазами и что-то бормотал себе под нос и хлопал себя то и дело по бокам. Увидев Василису, подходившую к этой куче-мале, выкрикнул:

- Матушка! Да вот что ж это деется, а? Совсем стыд да советь растеряли. Две бабы да с мужиком?

- А кто побеждает?

- Ох, ну. Василисушка! – опешил Прохор, - та чавой-то? Часом не вот эти вот спортивные соревнования пересмотрела?

- И их тоже, - согласно кивнула она, - но как думаешь? Разнимать будем?

- А-а… да вот и не знаю, - развёл он руки в стороны.

Тем временем, клубок распался из него вывалилась Ядвига, собственной персоной. Воинственно осмотрела поле боя, бросив взгляд и в сторону Прохора, проговорила, дунув на лохмы, упавшие на лоб:

- Проваливай, Прошенька. Сама управлюся. Ой, давненько такого не было, - и снова ринулась к Игнату с Зимой.

- Ну, вот. Всё и решилось. Спасать не надобно, – резюмировала Василиса, подзывая Ивана, который так и держал на плече Даниила. Тот видимо, устав барахтаться в крепких руках, даже звуков не подавал. Прохор так и не вышел из состояния прострации, глядя на этот клубок.